Войцех Хас, учившийся в Краковской Академии изобразительных искусств, и в кино перенёс свою своеобразную графическую манеру видения и изображения реальности и вымысла. При этом соединение формалистически-бессюжетного стиля, с отличающим всё польское(да и соцлагеря в целом) кино «холодноватой отстранённой картинкой», придавало его работам некоторое готическое настроение мистификаций.

Санаторий «Под клепсидрой», к слову сказать снятый на основе рассказов польского писателя Бруно Шульца(погибшего в еврейском гетто во время войны с фашистами), наследует явные признаки вторичности относительно другой работы Хаса- «Рукописи найденной в Сарагосе», поставленной восемью годами ранее. Эти ленты роднит не только общая ирреальность происходящего, но и какой-то личностный посыл наделённый кафкианской абсурдностью.

Главный герой фильма потерявшийся в лабиринте собственных снов, легко «перелезает» из прошлого в настоящее, общаясь со своими умершими родителями и свободно гуляя по просторам своего же прошлого. Трудно даже сказать грезит ли центральный персонаж картины или он уже тоже умер. Аскетизм замедленного развития действия, а сюжета в принципе нет, словно попытка режиссёра «языком кино» показать «застывшее время».

Главное достоинство фильма его декоративный ряд(даром что автор в прошлом художник), с последовательной цепью сцен мечущегося по пространству периактов героя. В одно мгновение, залезнув под кровать, он вылезает с её обратной стороны, удивительным образом оказавшись на площади рынка. И так весь фильм, трюки-переходы нарушают линейность пространства и времени. А иудаистская обрядовость пунктиром проходящая через всё действие, хоть как-то структурирует довольно вычурную и сюрреалистическую форму ленты.
7 из 10

Облупившаяся краска кусками свисает с потолка ветхого вагона. Вместо привычных рядов лавок хаотично расставлена старинная мебель, потертые сундуки и вазы с иссохшими цветами. Пассажиры застыли и словно впали в летаргический сон, а раскачивающийся поезд медленно везет их мимо зимнего леса. Один только слепой кондуктор уверенным шагом движется среди разбросанных людей и вещей.

Ведь совсем скоро нужно высадить Йозефа, что держит путь к своему умирающему отцу, в старый санаторий «Под Клепсидрой» — место, где время навечно застыло среди пыльных комнат, паучьих тенет и изношенной утвари. И если верить словам главного врача, то в этом заведении все пациенты погружены в глубокий сон, ведь только так можно продлить их жизни, давно угасшие по законам внешнего мира. Гостю остается лишь бесцельно слоняться по комнатам в обществе полуодетой медсестры, шуршать жухлой листвой, забившейся в половицы, да наблюдать за застывшим в мраморной бледности лицом собственного родителя. Но есть в этих старых стенах и совсем иной путь — присоединиться к спящим.

В сновидениях нет ограничений — среди пугающей непохожести привычных мест встречаются причудливые существа, знакомые и едва узнаваемые личности. В пространстве сна выход из собственного дома уводит в дикую сельву, где темнокожие солдаты в потрепанных мундирах, сражаясь с невидимым врагом, насмерть разят друг друга штыками.

Бесчисленные миры в единой юдоли разума выстраиваются в эшеровские конструкции с множеством дверей, иногда условных и даже незримых. Именно принцип сна, с его практически бессюжетным течением, лег в основу «Санатория» польского режиссера Войцеха Хаса. В самом начале ленты Йозеф просыпается, но значит ли это, что он очнулся наяву, а не уснул в пути?

Двухчасовая вереница образов и видений — нелепых, подчас похожих на психопатический бред. В едва уловимых очертаниях угадываются одни и те же помещения, лишь обстановка постоянно меняется, стоит только закрыть лицо руками или забраться под старую кровать на чердаке, дабы с другой стороны выбраться на оживленную площадь.

Не столько экранизация, а скорее аллюзия по мотивам одноименной книги Бруно Шульца — фильм Хаса близок к классикам сюрреализма вроде Бунюэля или Аррабаля. Торжество стиля тут превалирует над содержанием, однако вовсе не вредит структурной целостности. Композиционно «Санаторий» выстроен как цепочка образов, от светлых и ностальгических, до депрессивных и полных тревоги. Родная улица в еврейском квартале, старушка мать, красотка в соседнем окне — в сущности Йозеф движется по кругу, не всегда строго, но закономерно.

Только вот с каждым новым витком воспоминания становятся тягостней: мать жалуется на ростовщиков, отец сходит с ума, красавица гибнет, а в трупах живших под крышей птиц копошатся черви. Параллельно истории жизни Йозефа развивается и совершенно абстрактный сюжет о некой Бьянке, якобы возлюбленной императора Франца-Иосифа, бежавшей в латинскую Америку от преследования. Йозефа терзает навязчивая идея раскрыть эту тайну, хотя чем дольше он гуляет по закоулкам санатория, тем сильнее размывается сама цель его присутствия.

Создается даже ощущение, будто все происходящее — предсмертные переживания героя, его последние мысли перед кончиной. На это намекают и постоянно встречающиеся образы смерти — черепа, покойники, надгробия. Клепсидра — водяные часы, и разговорам о текучести времени в фильме отведена особая роль. Йозеф убежден в том, что время слишком тесно для него самого — причины и следствия едины, а факты становятся очевидны слишком поздно.

Преломления времени под всевозможными углами, движение из прошлого параллельное движению из будущего. На этих временных стыках герои приходят к нелепым умозаключениям, что за каждой Мексикой скрывается новая, дочка прачки когда-то была мальчиком, а в марочном альбоме зашифровано пособие по изучению жизни.
Камера плавно скользит по невероятным декорациям, где каждая паутинка или зазубрина, при всей нарочитой демонстративности, не смотрятся лишними штрихами. Фильм подобен длинной панораме, а Йозеф играет роль немного чокнутого экскурсовода, ведущего непринужденные монологи и задающего вопросы в пустоту. Мифология наслаивается на религию, экзотические сюжеты смешиваются с иудейскими традициями, вода переполняет сосуд клепсидры, проливаясь наружу, а режиссер облачает своего героя в грязный, словно снятый с откопанного мертвеца, костюм кондуктора. Мы сами себе проводники — жизнь отмеряем мгновениями памяти. В неторопливом путешествии по спирали сна Войцех Хас находит единственный выход ведущий на погост. И это, пожалуй, самая ясная мысль в потоке сюрреалистических сцен и абстрактных образов. Мы живы, пока живет наше сознание. Но «Санаторий», отражающий облик смерти, на самом деле не является фильмом-некрологом, ведь пациенты, уснувшие под клепсидрой, так и не смирились со своей судьбой, для них отпущена только бренная плоть, уснувший разум же навечно затерялся в пространстве безвременных отрезков.

Фильм «Санаторий под клепсидрой» — это путешествие на тот свет и в то же время в глубины памяти и фантазии главного героя.
«Санаторий» — это заповедник, где живут давно умершие люди, где хранятся давно потерянные или вышедшие из употребления вещи.
Не самое надежное место для для самого близкого человека — отца. Однако это единственное измерение — где он жив. Место прекрасное и одновременно жуткое.

Стоит отметить изумительные и продуманные декорации, создающие фантасмогорическую атмосферу готического сюрреализма.
Прекрасно воссоздана атмосфера сновидения или бреда, где локации перетекают одна в другую, люди меняют лица, а когда пытаешься присмотреться к какому-либо предмету, он мгновенно теряет очертания.

Что становится с нашими близкими, когда они умирают, с любимыми вещами, когда они пропадают или ломаются, с дорогими сердцу местами, куда уже никогда не попасть?
Они попадают в такой же «Санаторий» нашей памяти, где они, с одной стороны, застывают навсегда, а с другой — обрастают фантастическими подробностями и нашими несбыточными мечтами.

В этом мире почтовая марка способна перенести нас в страны, в которых мы никогда не бывали, но столь живо представляемые нами в детстве.
Главный герой совершает путешествие в один конец, погружается в пучины собственной памяти. Он наблюдает, как образы людей, живущих в его воспоминаниях, постепенно истончаются, теряют силу (ведь все воспоминания постепенно затухают).
А потом он и сам становится такой же тенью, слишком далеко зашедшей по пыльным коридорам «Санатория».