Святая кровь / Santa sangre

«Вот открыт балаганчик
Для весёлых и славных детей….»
Если точно не знать, что «Святая кровь» — фильм Алехандро Ходоровски, то в какой-то момент можно предположить, что авторство принадлежит Кену Расселу. Те же абсурдные картинки и невменяемые люди. Впрочем, здесь всё по-другому.

«Святая кровь» — страшный фильм. Нет, это не те эмоции, которые возникают в семь лет при просмотре тупых ужасов, после чего не спишь и боишься заглянуть под кровать. Ходоровски наводит страх по-другому — образами, картинами, молчанием и словами. Умирающий слон, заливающий кровью площадь; кидающиеся, подобно муравьям, на его мертвую тушу голодные люди; абсолютно настоящие дети-дауны, пугающие своей реальностью; чертовски натуралистичный процесс нанесения татуировки; зверские сцены убийств — волосы встают дыбом, мурашки бегают по коже, но страшно пропустить даже минуту этого адского циркового представления.

Главный герой этой своеобразной фантасмагории Феникс — классический пациент Фрейда со всеми прилагающимися комплексами, проблемами и поступками. Ответа на вопрос «Кто виноват?», зритель, разумеется, не получит, но вот результат этой вины пожинать придётся. Нельзя сказать, что сюжет непредсказуем, но финала ждёшь как долгожданного освобождения из длительного заключения.

Феникс — птица, сгорающая в свой смертный час, и возрождающаяся из пепла. Вот и Феникс сгорел, не выдержав ужаса семейной драмы. И непонятно — то ли он жертва собственного разума, то ли жизненных обстоятельств. А Альма — глухонемая девочка-гимнастка, а по сути — классический мим — тот самый пепел, такая чуткая, ранимая и нежная — дунешь, и разлетится во все стороны. Она — единственный вид терапии, способной помочь клиническому больному.

«Святая кровь» по своей структуре, актёрской игре и декорациям больше всего напоминает жуткое театральное действо, хотя фильм снимался максимально приближенно к реальности. И легче ни от первого ни от второго факта не становится.
Впрочем, «Святая кровь» — это самое что ни на есть авторское кино. И такие фильмы категорически заслуживают того, чтобы их смотрели.
9 из 10

Ходоровский- это волшебный мир, в котором растворяешься, попадая в дивный край эзотерического символизма. Он всегда умело соединял мифическо-философские и религиозные учения, на стыке которых воссоздавал изысканнейшие полотна латиноамериканского искусства. Всегда выразительные по картинке и барочные по содержанию, его ленты, оставляют после их просмотра мистическую недосказанность и полное ощущения пребывания в сказке(эмоции cхожие c детскими).

Вот и этот его фильм, можно назвать сказкой. Сказкой жестокой и злой… Но дон Алехандро всегда был таким, жестоким и злым сказочником, в противовес схожему ему по духу(они оба свои детские комплексы сублимировали в целлулоид, опять же объединяющая их- тема цирка)- сеньору Феллини, который был сказочником добрым и грустным.
 

В «Святой крови» тема зависимости сына от матери приобретает масштабы древнегреческой трагедии. А образ распутных женщин, как символа греха, преломившись в сознании героя, нанесённой детской травмой, приводит к чудовищным последствиям. В этой работе мастер отошёл от авангардного к более традиционному стилю повествования, приблизившись к жанровому кино. Что было спровоцировано почти десятилетним простоем в профессии. Здесь уже можно сказать, синтез европейского и латиноамериканского стилей кинематографа. Ритмичная структура композиции не даёт зрителю заскучать, при всей пресыщенности сюжета сюрреалистическими символами. Так было и в предыдущих работах режиссёра, только они были более изощрёнными по форме.

В главной роли великолепно выступил сын режиссёра Аксель, отлично отрефлексировав безумие и раскаяние своего запутавшегося героя. Его манера игры напомнила «великого безумца» Клауса Кински(с которым они даже внешне похожи). Ну и Ходоровский не был бы собой, не введя в стилистику ленты, составляющую искусства мима(одна из действующих лиц фильма-немая девочка), всё же его учителем был сам Марсель Марсо. В одном из эпизодов герой Акселя со своей матерью разыгрывают знаменитую пантомиму французского гения «Сотворение мира». Ну и конечно обычный для картин режиссёра антураж. Перед нами проходит вереница калеченой фактуры: карлики, великаны, инвалиды-ампутанты, дауны…
 

Сам автор хотел чтобы его фильмы были похожи на стихотворения. Наверное любой настоящий поклонник Ходоровского, воспринимает его творчество, не иначе как поэзию…
9 из 10

Наш мир кончается там, где начинается цирк. Там, где на место настоящему приходят трюки, иллюзии и превращения, где легко быть обманутым и нетрудно обмануться. Здесь разум верит глазам, а глаза видят то, во что поверил разум.

Ходоровски делает цирк местом действия своего фильма, он выводит цирк на улицу, он перемешивает цирк с жизнью, а жизнь мешает с цирковыми представлениями. Он размывает границы между ареной и улицей, представляя урода-коротышку на арене цирка и гипертрофированного гиганта на улице города, он устраивает потешные слоновьи похороны с клоунской похоронной процессией и яростный налёт голодной толпы с выбеленными лицами.

Режиссёр морочит голову, заставляя нас смотреть глазами главного героя и видеть мир сквозь призму его болезненного сознания, он незаметно, без всяких спецэффектов, а только за счёт искусно выстроенного визуального ряда подменяет сознание зрителя сознанием серийного убийцы. Постепенно, кадр за кадром, грань между иллюзией и реальностью стирается, превращаясь в единый поток сознания, идущий вслед за туманным взором главного героя, вслед за его памятью, по следам его кровавых представлений.

Картина наполнена символами и аллюзиями, отсылающими к библейским текстам, легендам, мифам и сказочным историям, далеко не сразу понятным, но дающим большую пищу для размышлений и толкований увиденных превращений. Актёры, будто специально, играют в подчёркнуто-картинной манере, свойственной больше артистам цирка, нежели драматическим актёрам, этому сильно способствует присутствие в числе персонажей немой девушки-канатоходца, чья связь с главным героем закольцована в сюжете этой картины от первой встречи в начале, до последнего свидания в конце.

Многое из увиденного, заставляет ассоциировать Алехандро Ходоровского с образом Орго, отца мальчика Феникса, ножом татуировавшего грудь своего сына, так производя его в мужское сословие, тогда как в этой картине режиссёр безжалостно поставил исполнять главную роль двоих своих сыновей, рискуя, что жестокий перформанс может оказаться опасным для нормального сознания.

Глядя на младшего, задумываешься: не применял ли папка к нему мер физического воздействия (очень выразительно выглядел в сценах насилия), как тяжело было старшему? Но ведь справились. Дурные мысли — вон, несомненно, способности у них врождённые, как и талант самого Ходоровского — старшего, сконструировавшего и представившего настоящее чудо искусства, разламывающее голову надвое, заставляя думать, думать, думать и размышлять.
9 из 10.